Беседы о книгах на темных кухнях

* Поезд с трудом ползет по горной дороге, короткие мощные выдохи его низкой трубы резко отдаются от скалистых стен. Странник глядит из окна и видит, как скол, насыпь и ущелье медленно проходят мимо, а древний камень скалы влажен и блестит от воды какого-то погребенного в расщелине источника. Поезд медленно перебирается через опасную и головокружительно высокую деревянную эстакаду. Далеко внизу чистый пенистый горный поток. Возле путей рядом со своим домиком стоит стрелочник, следя за поездом медленным удивленным взглядом горца. Вот лачужка, в которой он живет, – притулилась прямо у путей над обрывистым опасным ущельем. Его жена, с неряшливо стянутыми волосами, с трубкой во рту, с тем же изнуренным медленным взглядом, что и у мужа, стоит в дверях, качая на руках грязного младенца. Все это так странно, так близко, так далеко и так страшно, так прекрасно и внезапно знакомо, что путешественнику кажется, будто он знал этих людей всегда, надо лишь протянуть им руку из окна, из богатой и

Монография «Конец моды: Одежда и костюм в эпоху глобализации», изданная в серии «Библиотека журнала "Теория моды"», представляет собой сборник статей историков, теоретиков моды, пытающихся поразмышлять о текущем состоянии fashion-индустрии и ее перспективах. Поскольку для авторов сборника мода представляет научный интерес, читатель должен быть готов к наукообразному, сухому языку книги с обилием цитат, ссылок, терминов, разъяснений. Все очень близко по духу и стилю к материалам журнала «Теория моды», а основательница журнала Ольга Вайнштейн написала для монографии одну из статей. Каждый автор исследует свою тему, и хотя пересечения и повторения неизбежны, как и стилевая разнородность материалов, общее впечатление от книги достаточно цельное. Перескажу вкратце темы, поднятые в этих исследованиях. Конец моды. Одежда и костюм в эпоху глобализации / Под ред. А. Гечи и В. Караминас, пер. с англ. Т. Пирусской — М.: НЛО, 2020. — 288 с. Разница между модой как идеологией, набор

Можно сказать, это роман-размышление о том, что такое лицо и кто мы такие – «сосуд или огонь, мерцающий в сосуде». Главный герой буквально теряет лицо, становится уродом в келоидных рубцах, которые он называет «пиявками». Интересно, что сразу же он принимает решение это уродство непременно скрыть – сначала под бинтами, а зачем изготовив натуралистичную маску, имитирующую нормальное лицо, хотя это решение не так очевидно, как кажется. Многие изуродованные и некрасивые люди не прячут лица, хотя оно и доставляет им множество неприятностей. Сам текст романа – долгое психологическое путешествие в мысли, сомнения, самоистязания человека без лица. Логические взвешенные рассуждения перемежаются страстными эмоциональными переживаниями. Герой ассоциирует себя то с абстрактным лицом с картины Пауля Клее, то с чудовищем Франкенштейна, то с дискриминируемыми из-за иной внешности неграми. Он все пытается постичь истинное значение лица, выстраивая линию: свое, данное от рождения лицо – изуродованно

Наконец и до российского читателя добралась книга Джона Херси —  репортаж, написанный для журнала The New Yorker в 1946 году.  Спустя всего год после атомной бомбардировки американцы смогли увидеть произошедшее глазами хибакуся , тех, кто выжил. Херси приехал в Хиросиму, чтобы рассказать «о людях, а не о зданиях», и собрал истории шестерых выживших. Под статью Херси отвели весь номер, она произвела невероятное впечатление — тут хочется неуклюже пошутить про «эффект разорвавшейся бомбы». Сразу после журнальной публикации статья вышла отдельной книгой и разошлась огромным тиражом. До сих пор на русском печатались лишь отрывки в журнале «Звезда» в двадцатипятилетнюю годовщину трагедии. И вот спустя еще полвека мы наконец можем прочитать книгу Херси целиком, включая часть, появившуюся позднее, в 1985 году, о том, как сложились жизни его героев после войны. Херси Дж. Хиросима / пер. с англ. М. Казиника, Н. Смирнова. — М: Individuum, 2020. — 224 с. Херси пишет лаконично, сдержанно, бесстраст

Опять повелась на анонс, вы только послушайте, какую обещают красоту: « “Времена моря” — это удивительный сплав психологического романа-путешествия и приключенческой прозы с элементами семейной саги». Задумка действительно интересная — совместить три пласта: 1) конкретное приключение (как мы с другом ловили акулу), 2) историю края + энциклопедические вставки про рыб, животных, маяки, зарождение жизни, все, для чего есть инфоповод, и 3) личные переживания и мысли по поводу моря, сны, воспоминания, впечатления. Но рассказчику чего-то не хватает, все это такое вымученное. А исторические и энциклопедические вставки откровенно скучные, хотя вроде бы об интересных вещах. Начало было задорное, очень классный персонаж Хуго, его мир, его рассказы, их разговоры... Но потом личность Хуго из повествования практически исчезает, он остается, но таким картонным персонажем, а с ним исчезает и обаяние. Очень много пересказов других статей и книг. Пересказ книги Олафа Магнуса, например, занимает ц

Роман посвящен не очень популярной теме пленных в Первой мировой войне. Мне попадалось совсем немного книг на эту тему, хотя я много читаю о Первой мировой еще со времен истфака и диплома, который был ей посвящен. Собственно, так эта книга и оказалась в моем читательском списке. Роман написан в 1927 году немецким евреем Арнольдом Цвейгом и стал первым в цикле романов о Первой мировой войне «Большая война белых людей». «Спор об унтере Грише» считается лучшей книгой писателя. Это традиционный роман: сложно скроенное полотно с множеством героев, подробными описаниями обстановки, размышлениями. Здесь есть однозначный социальный посыл, передаваемый автором читателю через мысли героев, их поступки – видно, кому Цвейг сочувствует, а кого осуждает. Чем-то по духу и эпичности «Спор» напомнил мне «Войну и мир» Толстого. Автор всезнающ – он легко проникает в мысли героев, их сны и воспоминания. Автор на стороне простых солдат, но сочувствует и аристократии, которую постепенно вытесняет

Уже не помню, что меня привлекло в этой книге и почему я ее купила. Может быть, аннотация, обещавшая классную фантастику и мощное описание постапокалипсиса, или тот факт, что она получила престижную премию Артура Кларка. Я надеялась прочитать хорошую фантастику: отвлечься, развлечься, но и удовольствие от текста получить. Не вышло.   Несмотря на разочарование, все же хочу о ней рассказать, потому что, как мне кажется, это яркая иллюстрация ловушки жанра, в которую попадают авторы с хорошим потенциалом, теряя на этом в качестве, но, видимо, получая большую аудиторию, которой важен экшн и которая все равно «схавает».   Вкратце сюжет: человечество практически вымирает из-за пандемии жутко заразного и 100-% смертельного грузинского гриппа. Это вам не ковид – если заболел, через два дня точно помрешь. Выживают, похоже, только коммивояжеры и то поколение, которое без гугла вообще не знает, как получить полезную информацию. Все знания человечества похерены подчистую, никто не может с

Хороший образец научно-популярной литературы с уклоном в научное больше, чем в популярное. Взяв за основу очень узкую тему –   эволюцию волос и пигментации человека, – Соколов на самом деле пишет о том, «что такое хорошие научные догадки и чем они отличаются от прочих — нехороших или ненаучных», руководствуясь максимальной честностью и объективностью, которые требуют от автора «называть догадки догадками, отделять сильные догадки от слабых и не прятать слабые места даже самых сильных догадок». В итоге это книга об истории идей, как и кто предлагал разные версии и объяснения исчезновению (но не полному) волос у человека, разнообразию их структуры и цвета, почему кожа сначала стала темной, потом на севере снова посветлела. Что еще важно: насколько я поняла, эта едва ли не первая книга на эту тему. Соколов проделал огромную работу, проанализировав и собрав воедино множество разрозненных статей, исследований, экспериментов, предположений, идей, обобщив имеющуюся на данный момент информац

Александр Яковлевич Ливергант – фигура в современной литературе заметная. Переводчик с английского, литературовед, главный редактор «Иностранной литературы», издательства, которое славно замечательными, не только популярными, но и редкими, уникальными переводными книгами. Ливергант написал уже значительное количество биографий английских классиков, таких разноплановых и непохожих: Сомерсета Моэма, Грэма Грина, Оскара Уайлда, Скотта Фицджеральда.  Александр Ливергант (с) Московская губернская универсальная библиотека Жизнеописание Вирджинии Вулф, в заголовок которого вынесена фраза из ее дневников «моменты бытия», – не совсем привычная биография. Событий здесь освещается не так много: кажется, даже в «Википедии» можно прочитать о жизни писательницы подробнее. Некоторые факты, которые я встречала раньше в других текстах о писательнице, здесь даже не упоминаются: Ливергант тщательно отобрал то, что ему показалось важным, и «забыл» о том, что можно смело оставить на периферии. Автор

С Таней Замировской и ее текстами я познакомилась почти одновременно, но с Таней все-таки раньше. Мы обе участвовали в семинаре прозы Анатолия Курчаткина и Евгения Попова, который проходил в ЦДЛ в 2009 году. Я не всех успела прочитать заранее, и Танины тексты читала прямо перед обсуждением, поэтому уже знала, что их написала хрупкая тонкая блондинка со складочками у губ, моя одногодка. Ее присутствие меня вдохновило, мы были очень похожи: смело, обладая внешностью вроде нашей с Таней, вообще идти в писатели. Мы обе выглядели лет на десять младше (а нам обеим не было тридцати), знаете, такие несерьезные барышни, которым состоявшиеся писатели-мужчины любят снисходительно сообщить: «Вот выйдете замуж, родите детей и бросите эту ерунду». Танины тексты меня удивили своей парадоксальностью и миниатюрностью (это были рассказы на полстранички-страничку, в которых происходило что-то совершенно необъяснимое, вроде градусника, истекающего кровью), и в тот момент мне показалось, что это такой Ха

С огромной любовью к своему герою автор пишет о сложных, неоднозначных моментах в его характере и биографии. Огромную роль в создании целого мифологического мира  сыграла пережитая Толкиным Первая мировая война. Всего несколько месяцев на фронте оставили потрясение на всю жизнь. Потом были десятилетия семейного счастья и покоя, четверо детей, преподавание в Оксфорде, литературная слава, внуки, тихая смерть. Поскольку ярких событий в жизни Толкина было немного, автор сосредоточен на его характере и привычках, отношении к людям, религиозности и других личностных аспектах. Очень понравились главы о дружбе с Клайвом Льюисом, о любви всей жизни к Эдит, об отношениях с сыном Кристофером, благодаря которому сегодня издано все, что Профессор не успел дописать и доработать при жизни (он был тот еще перфекционист!) Карпентер старается быть объективным, что нелегко, когда пишешь биографию. Это дает интересный эффект - несмотря на "скучную" жизнь, Толкин выглядит сложной и разносторо

Все-таки иногда хочется записывать впечатления от текущего просто-чтения, так что, наверное, оживлю этот угасший бложик. Сейчас читаю (где-то на середине) книгу воспоминаний Патти Смит «Просто дети». Книга замечательная. Патти медленно, детально, тепло рассказывает о том, как уехала из родного дома в Нью-Джерси в 19 лет после того, как родила ребенка от случайного первого секса и отдала его на усыновление. В Нью-Йорке она побирается, ищет случайные заработки, тусуется с бездомными, ночует в Центральном парке, потом устраивается кассиршей в книжный магазин, в отдел этнических украшений: «…мне нравилось рассматривать безделушки из дальних стран: берберские браслеты, афганские бусы из ракушек, статую Будды с инкрустацией из самоцветов. Больше всего я любила неброское ожерелье из Персии. Оно состояло из двух металлических пластин с эмалевыми вставками, соединенных толстыми, черными с серебром шнурками, и походило на очень древний экзотический скапулярий. Стоило оно восемнадцать долларов