Александр Яковлевич Ливергант – фигура в современной литературе заметная. Переводчик с английского, литературовед, главный редактор «Иностранной литературы», издательства, которое славно замечательными, не только популярными, но и редкими, уникальными переводными книгами. Ливергант написал уже значительное количество биографий английских классиков, таких разноплановых и непохожих: Сомерсета Моэма, Грэма Грина, Оскара Уайлда, Скотта Фицджеральда.
Жизнеописание Вирджинии Вулф, в заголовок которого вынесена фраза из ее дневников «моменты бытия», – не совсем привычная биография. Событий здесь освещается не так много: кажется, даже в «Википедии» можно прочитать о жизни писательницы подробнее. Некоторые факты, которые я встречала раньше в других текстах о писательнице, здесь даже не упоминаются: Ливергант тщательно отобрал то, что ему показалось важным, и «забыл» о том, что можно смело оставить на периферии. Автор – прежде всего литературовед, и это задает вектор движения. Потому что жизнь Вирджинии Вулф – именно в литературе: «писать и писать – самое сладостное чувство, какое только может быть на этом свете». Фокус смещен на ее тексты как главное дело ее жизни и основную движущую силу. Не только художественные, но и эссеистику, критику, дневники, переписку. Вся биография Вулф, лишенная каких-либо красочных приключений, сводится к нескольким линиям: «тусовка» (сначала это общество отца и его друзей, потом блумсберийцы, потом свободное вращение в литературной среде), болезнь (судя по всему, биполярное расстройство, с которым она сражалась всю жизнь и которое привело ее к решению покончить с собой), близкие (сестра Ванесса, муж Леонард, немногочисленные друзья) и литература. И о литературе Ливерганту есть что сказать со знанием дела, с огромным багажом, с редким чутьем и чувством красоты.
Мимолетно, рвано, обрывочно автор пишет о детстве Вирджинии – это первые главы книги. Также запутано Ливергант рассказывает и дальше о фактах биографии, может совершать внезапные временные скачки. Например, рассказывая об отношениях с друзьями и соперниками Вулф, внезапно процитировать некрологи их авторства, а описывая событие, случившееся с тридцатилетней героиней, процитировать ее дневниковую запись, сделанную спустя десять или двадцать лет. Если ему нужны биографические сведения, он может вдруг перейти на краткий стиль хронологии: год – событие, год – событие. Он словно принял и тоже решил применить отношение самой Вирджинии к нелинейности, зыбкости временной шкалы. И время этой книги становиться таким же фрагментарным, чуть искривленным, как время в романах Вулф. Думаю, книга Леверганта все-таки предполагает знакомство читателя и с биографией писательницы, и с ее книгами, хотя бы главными. Понимание и принятие ее художественного восприятия.
В одном из интервью Ливергант сказал: «Мне кажется, одна из моих задач как раз заключалась в том, чтобы почитать ее книги вместе с читателем». И действительно, лучшие главы – те, в которых Ливергант анализирует, пытается постичь химию создания вулфовских романов, как шедевров вроде «Миссис Дэллоуэй» и «На маяк», так и менее удачных, вроде опуса «Годы» или затянутой и потерявшей к концу остроту сатиры «Орландо». Говорит о ее творческом методе: «расплывчатый узор», «лоскутное одеяло», «многоцветная мозаика», «нарушение чувства пропорции», интерес к «чудаковатой индивидуальности». «Двигатель сюжета у В.Вулф, в отличие от традиционной прозы, – не цепочка событий, а "вспышки ощущений". Именно вспышки; чувства, переживания, наблюдения персонажей мимолетны, переменчивы, и подолгу писательница на них не останавливается. Высветит на мгновение чье-то лицо, чье-то телодвижение, чью-то реплику – не более того». «Вечен пейзаж, вечны темы для разговоров, вечна, неизменяема взаимная глухота, неспособность, нежелание услышать друг друга – и неподвижно время».
Замечательные эссе о Вирджинии-критике, о том, как неожиданно она может вдруг посмотреть на давно ставший классическим роман: «После подобных "озарений" читанную-перечитанную классику хочется перечитать еще раз. Как всякий тонкий, оригинальный критик, Вирджиния Вулф вновь открывает давно открытое, прозревает в старом новое». О ее искусстве «компактного, меткого и глубокомысленного суждения». О любви к русским писателям, которых она ставила очень высоко. О связях ее художественного мира – своеобычного, сверкающе-расплывчатого – с классической английской литературой, на которую все-таки опиралась. О модернистских установках, которые последовательно воплощала в прозе, иногда попадая в ловушку собственных рамок, о программном эссе «Своя комната», о «феминизме» писательницы – не воинствующем, а примиряющем, принимающем оба пола.
Это уютная, добрая, душевно щедрая книга, к тому же написанная прекрасным языком. Для Ливерганта оставленное Вирджинией творческое наследие – по сути, и есть ее биография. И я как читатель, влюбленный в тексты Вулф, с этим согласна, а потому полюбила и эту книгу, своеобразную, как будто не структурированную, но, как ни странно, сумевшую познакомить меня поближе с Вирджинией Вулф – писательницей и человеком.
Александр Ливергант (с) Московская губернская универсальная библиотека
Жизнеописание Вирджинии Вулф, в заголовок которого вынесена фраза из ее дневников «моменты бытия», – не совсем привычная биография. Событий здесь освещается не так много: кажется, даже в «Википедии» можно прочитать о жизни писательницы подробнее. Некоторые факты, которые я встречала раньше в других текстах о писательнице, здесь даже не упоминаются: Ливергант тщательно отобрал то, что ему показалось важным, и «забыл» о том, что можно смело оставить на периферии. Автор – прежде всего литературовед, и это задает вектор движения. Потому что жизнь Вирджинии Вулф – именно в литературе: «писать и писать – самое сладостное чувство, какое только может быть на этом свете». Фокус смещен на ее тексты как главное дело ее жизни и основную движущую силу. Не только художественные, но и эссеистику, критику, дневники, переписку. Вся биография Вулф, лишенная каких-либо красочных приключений, сводится к нескольким линиям: «тусовка» (сначала это общество отца и его друзей, потом блумсберийцы, потом свободное вращение в литературной среде), болезнь (судя по всему, биполярное расстройство, с которым она сражалась всю жизнь и которое привело ее к решению покончить с собой), близкие (сестра Ванесса, муж Леонард, немногочисленные друзья) и литература. И о литературе Ливерганту есть что сказать со знанием дела, с огромным багажом, с редким чутьем и чувством красоты.
Мимолетно, рвано, обрывочно автор пишет о детстве Вирджинии – это первые главы книги. Также запутано Ливергант рассказывает и дальше о фактах биографии, может совершать внезапные временные скачки. Например, рассказывая об отношениях с друзьями и соперниками Вулф, внезапно процитировать некрологи их авторства, а описывая событие, случившееся с тридцатилетней героиней, процитировать ее дневниковую запись, сделанную спустя десять или двадцать лет. Если ему нужны биографические сведения, он может вдруг перейти на краткий стиль хронологии: год – событие, год – событие. Он словно принял и тоже решил применить отношение самой Вирджинии к нелинейности, зыбкости временной шкалы. И время этой книги становиться таким же фрагментарным, чуть искривленным, как время в романах Вулф. Думаю, книга Леверганта все-таки предполагает знакомство читателя и с биографией писательницы, и с ее книгами, хотя бы главными. Понимание и принятие ее художественного восприятия.
В одном из интервью Ливергант сказал: «Мне кажется, одна из моих задач как раз заключалась в том, чтобы почитать ее книги вместе с читателем». И действительно, лучшие главы – те, в которых Ливергант анализирует, пытается постичь химию создания вулфовских романов, как шедевров вроде «Миссис Дэллоуэй» и «На маяк», так и менее удачных, вроде опуса «Годы» или затянутой и потерявшей к концу остроту сатиры «Орландо». Говорит о ее творческом методе: «расплывчатый узор», «лоскутное одеяло», «многоцветная мозаика», «нарушение чувства пропорции», интерес к «чудаковатой индивидуальности». «Двигатель сюжета у В.Вулф, в отличие от традиционной прозы, – не цепочка событий, а "вспышки ощущений". Именно вспышки; чувства, переживания, наблюдения персонажей мимолетны, переменчивы, и подолгу писательница на них не останавливается. Высветит на мгновение чье-то лицо, чье-то телодвижение, чью-то реплику – не более того». «Вечен пейзаж, вечны темы для разговоров, вечна, неизменяема взаимная глухота, неспособность, нежелание услышать друг друга – и неподвижно время».
Замечательные эссе о Вирджинии-критике, о том, как неожиданно она может вдруг посмотреть на давно ставший классическим роман: «После подобных "озарений" читанную-перечитанную классику хочется перечитать еще раз. Как всякий тонкий, оригинальный критик, Вирджиния Вулф вновь открывает давно открытое, прозревает в старом новое». О ее искусстве «компактного, меткого и глубокомысленного суждения». О любви к русским писателям, которых она ставила очень высоко. О связях ее художественного мира – своеобычного, сверкающе-расплывчатого – с классической английской литературой, на которую все-таки опиралась. О модернистских установках, которые последовательно воплощала в прозе, иногда попадая в ловушку собственных рамок, о программном эссе «Своя комната», о «феминизме» писательницы – не воинствующем, а примиряющем, принимающем оба пола.
Это уютная, добрая, душевно щедрая книга, к тому же написанная прекрасным языком. Для Ливерганта оставленное Вирджинией творческое наследие – по сути, и есть ее биография. И я как читатель, влюбленный в тексты Вулф, с этим согласна, а потому полюбила и эту книгу, своеобразную, как будто не структурированную, но, как ни странно, сумевшую познакомить меня поближе с Вирджинией Вулф – писательницей и человеком.
Комментарии
Отправить комментарий