К основному контенту

Кадзуо Исигуро «Клара и солнце»

Я бы назвала фирменным приемом Кадзуо Исигуро грусть. В построении фразы, в диалогах, в сюжетах и описаниях, в каждой строчке каждой его книги – словно мерцание нагретого солнцем воздуха, ни в чем конкретном не проявленная, но очевидная сердцу грусть. Новый роман «Клара и солнце» не исключение.

История ИП (искусственной подруги) Клары и девочки Джози на первый взгляд не выглядит такой уж грустной. Джози больна из-за того, что подверглась «форсированию», генному редактированию, и в процессе чтения мы узнаем, что той же процедуре подвергалась ее сестра, из-за этого погибшая. И что той же процедуре подвергаются вообще все дети этого мира, чьим родителям не наплевать на их судьбу, карьеру и жизнь в обществе. Они сознательно рискуют здоровьем детей, чтобы в будущем не подвергнуть их остракизму, да и самим не попасть под пресс общественного осуждения. Но Джози выздоравливает, взрослеет и поступает в колледж, а ее Клара, выполнив свою задачу, отправляется на заслуженный покой. Вроде бы хэппи-энд.

Для романа Исигуро немного улучшил текущую реальность с помощью известных уже сейчас инструментов – осталось совсем немного, и это будущее может стать настоящим. Детей в этом новом дивном мире «форсируют», чтобы дать им лучшие способности и, как следствие, вроде как лучшую жизнь. Подросткам покупают искусственных компаньонов, специально разработанных для этого сложного периода жизни, – их задача понимать, отвлекать, поддерживать и спасать от одиночества. Для общения со сверстниками – специальные встречи под названием «социализация» (впрочем, подколки, жестокость и травля просачиваются и сюда).

Исигуро К. Клара и солнце / пер. с английского Л. Мотылева. – М.: Эксмо, 2021. – 352 с.

А что взрослые? Да все то же. После школы и университета, несмотря на «форсирование» мозгов и смягчение трудностей переходного возраста, взрослые идут работать. Офис, корпоративная культура, строгие костюмы, стильный дом, кофе по утрам. Люди, выбравшие иную жизнь, – не просто дауншифтеры, а нерукопожатные отщепенцы. Детей улучшают, подросткам облегчают взросление для того, чтобы создать совершенных офисных сотрудников. И несмотря на более технологичный быт, андроидов и генетические улучшения, человек остается человеком, запертым внутри своего сознания со всеми его страхами, надеждами и заблуждениями.

Проблема в том, что мир отрицает все эти эмоции, называя их «предрассудками» и пережитками прошлого. Человек – маленькая безликая часть общества, корпорации, идеально выстроенной системы, где нельзя быть чудаком, высовываться, отличаться. Мир, где соседка Хелен – грустная, немного рассеянная женщина, живущая одиноко с сыном, не работающая, не поддерживающая дом в идеальном порядке, а главное, отказавшаяся форсировать ребенка, – воспринимается как сумасбродка, отщепенка, ее даже несправедливо (в книге нет видимых признаков этого) считают психически больной. Потому что «два-три индивидуальных друга – они у каждого могут быть. Но твоя мама, она живет не общественно. У моей мамы тоже друзей не так много. Но она живет общественно. (...) Это значит, входишь в магазин или садишься в такси, и к тебе относятся серьезно. Хорошо с тобой обращаются. Жить общественно. Ведь это важно, согласись. Общество».

Благополучный, но серый холодный мир, в котором рациональное превалирует над эмоциональным, где нет ничего лишнего и (где-то между строк) ничего личного, низводит людей до состояния биологических машин: «Наше поколение все еще несет в себе прежние чувства. Какая-то часть нас отказывается уйти куда ей следует. Часть, которая по-прежнему хочет верить, что в каждом из нас есть что-то недостижимое. Что-то уникальное и непередающееся. Но нет ничего такого в нас, мы сейчас это знаем. Вы это знаете. Людям нашего возраста трудно отказаться от этого предрассудка. Но мы должны от него отказаться, Крисси. (…) Вам не вера нужна. Только рациональность». То, что задумала мама Джози, действительно требует от нее отказа от веры в человеческую уникальность, но она и так всю жизнь к этому шла. Она не принимает выбор мужа, отказавшегося от офисного благополучия в пользу сомнительной и небезопасной жизни на свободе. Она лицемерно дружит с соседкой Хелен, осуждая при этом ее образ жизни, ее выбор и ее саму. Любит ли она дочь как личность или ей важен лишь факт, что у нее есть дочь, – как часть общественной жизни, галочка в чеклисте? Тоже хороший вопрос, который многим родителям не помешало бы себе задать. На фоне Хелен и ее сына Рика с их безусловной любовью и заботой друг о друге отношения мамы и Джози выглядят фальшивыми и очень грустными.

Но этот же мир порождает андроида Клару, пытающуюся спасти жизнь своей подопечной с помощью молитвы Солнцу. Ее сознание мифологично, а действия абсурдны и религиозны, как у средневекового человека: она приходит попросить у Солнца помощи, молится ему и обещает жертву взамен. И даже готова принести в жертву саму себя, действуя в соответствии с христианским этосом, о котором даже не знает. Пока люди пытаются вести себя разумно, называя личность «предрассудком», робот ведет себя человечно, не осознавая этого. Именно Клара своим наивным неангажированным взглядом подмечает, что «люди часто ощущают необходимость показаться проходящим какой-то подготовленной стороной, и что эту витрину не надо принимать слишком всерьез, когда момент миновал». Что люди сложнее, чем кажутся, хотя мир требует от них простоты и покорности.

Андроид Клара, немного сбрендившая Хелен, нефорсированный мальчик Рик и дауншифтер Пол (отец Джози) – вот настоящие герои этого романа. Каждый из них действует внутри своего маленького мирка, созданного на обочине мира реального. Всем им нечего терять: они или ничего не имели, как Клара и Рик, или, как Хелен и Пол, обнаружили, что всё потерять – в этом мире значит обрести свободу.

Клара заканчивает жизнь на свалке, когда взросление Джози завершено и она уезжает в колледж – это хороший, социально одобряемый финал для искусственной подруги. И все-таки прослеживается параллель – а только лишь роботы отправляются на свалку после выполнения миссии и завершения карьеры? Очень похоже, что и люди точно так же оказываются никому не нужны. Это подтверждает появление Администратора из магазина, где в самом начале продавали Клару. Ничего не рассказывая о ее, Администратора, судьбе после того, как магазин закрылся, просто описывая ее внешность, через ее короткие печальные реплики Исигуро осторожными штрихами рисует образ сломленного, уставшего, потерявшего смысл человека.

Клара сравнивает человеческое сердце с домом со многими комнатами, но считает, что можно «обойти все эти комнаты и тщательно исследовать их одну за другой». Но Пол возражает ей: «Но, допустим, ты вошла в какую-нибудь из этих комнат и обнаружила в ней еще одну комнату. А внутри той – еще одну комнату. Комнаты, комнаты, комнаты, все глубже и глубже. Не получится ли так с твоим изучением сердца Джози? Что, сколько бы ты ни бродила по этим комнатам, всегда будут оставаться такие, где ты еще не была?»

И где-то в одной из таких потайных комнат сердца и должна скрываться человеческая душа, даже если весь мир перестал верить в ее существование. Иначе зачем все это? Вот еще одна грустная история, рассказанная Кадзуо Исигуро, в одной из самых дальних комнат которой спрятана маленькая неугасимая надежда на то человеческое, неправильное, бунтующее, непокорное, что не даст нам смириться с идеально скучной и правильной жизнью.


Написано специально для портала «Плюмбум.пресс»

Читать статью на сайте

Комментарии

Популярные сообщения из этого блога

Юкио Мисима «Дом Кёко»

Отличная новость для любителей точной, яркой, пронзающей сердце прозы японского классика Юкио Мисимы — в издательстве «Азбука-Аттикус» впервые на русском языке вышел роман «Дом Кёко». Интересно, что, когда в 1959 году состоялась первая публикация в Японии, книга не понравилась ни критикам, ни читателям. Немного о причинах неприятия этого своеобразного романа современниками можно узнать из замечательной статьи Александра Чанцева, которая предваряет издание. Я же обращусь к самому тексту. Юкио Мисима. Дом Кёко / пер. с яп. Е. Струговой. — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2023. — 544 с. — (Большой роман). Роман повествует о группе людей, непонятно, чем связанных, — кроме факта, что они «тусят» в гостях у общительной разведенной красавицы Кёко: «безумное поклонение хаосу, свобода, безразличие и при этом постоянно царящая атмосфера горячей дружбы, вот что такое дом Кёко» . Такое бывает обычно в молодости — очень разные люди проводят вместе много времени и чувствуют общность, а потом, взросле

Владислав Ходасевич. Критика и публицистика. 1905-1927 гг.

Читала эту книгу долго, медленно, с перерывами. Поскольку сама пишу о книгах довольно давно, работала в разных изданиях и форматах, всегда интересно, как писали/пишут другие. Критику Ходасевича обрывочно читала и раньше, но была счастлива достать издание, где собрано все (за определенный период) в одном месте. Начинал он еще в Российской империи, первая статья написана в девятнадцать лет. Но вовсю развернулся и зазвучал уже в эмиграции, став ведущим критиком литературы русского зарубежья. Между 1905 (годом его первой рецензии и первой русской революции) и 1927-м произошло многое и в личной жизни Ходасевича, и в жизни страны: война, еще две революции, попытка сотрудничать с новой властью и найти свое место в новом мире, наконец, отъезд, сначала временный, потом осознание, что возвращения не будет. Конечно, в его текстах есть отголоски всех этих событий, но только «к слову», там, где это имеет отношение к предмету статьи. Ходасевич предстает безупречным критиком: начитанный, внимател

Томас Гунциг «Учебник выживания для неприспособленных»

Начало книги обещало жестокое, честное, шокирующее описание современного мира потребления, продаж, опустошения и безразличия, в котором у людей есть только работа, усталость и диван с телевизором по вечерам. Я ожидала, что сейчас прочту нечто удивительное и болезненно очищающее, такое кристально-хрустальное, бескомпромиссную бизнес-антиутопию в жанре «Живи, вкалывай, вкалывай, вкалывай, сдохни» – потому что автор явно сам в ужасе от того, что мы сделали с нашим миром в тот момент, когда открыли первый супермаркет. Герои поначалу кажутся мало связанными между собой, словно писатель пытается дать общую картину через призму различных судеб и кусочков мозаики. На первых же страницах мы встречаем теорию большого бизнес-взрыва: «Затрепетали безымянные частицы. Вздрогнули кванты, столкнулись атомы… <…> И вот тогда-то появился бизнес-план. И кое-что стало вещью и постигло смысл своего существования. <…> Расцвели морские анемоны, очень красивые, они мягко колыхались в толще почти