У всех, кто, как я, любит всё написанное этим писателем, иногда возникает острая нехватка Набокова в организме. Хорошо, что он много создал, – довольно непросто прочитать всё-всё. Но если романы и рассказы закончились, а «Дар» в пятый раз перечитывать не хочется, попробуйте не так давно выпущенное новое «блюдо» – письма Владимира Набокова к жене Вере. Это внушительной толщины том писем с момента его знакомства с Верой Слоним и до 1976-го года (в 1977-м писатель умер в Монтрё после продолжительной болезни) с подробными комментариями новозеландского набоковеда Брайан Бойда и философа, филолога, в прошлом заместителя директора музея Набокова Ольги Ворониной.
Первое, что немного повлияло на сам процесс чтения, –
наклейка на запаянной в целлофан книжке: «Содержит нецензурную брань». Пока читала
письма, все ждала, где же она – брань? Оказалось, там есть одно слово на «б», и
то в цитате из Пушкина. Так что нет, отборного мата от любимого писателя, увы
или к счастью, я не дождалась.
 |
| Набоков В. Письма к Вере / ст. Б.Бойда, коммент. О.Ворониной и Б.Бойда. – М.: Колибри, Азбука-Аттикус, 2019. |
Про сами письма: они разные в разные периоды. Их можно
объединить в несколько циклов – для удобства в начале книги дана биография
Набоковых, в которой выделены периоды разлуки, к которым и относятся эти группы
писем. Самые прекрасные – письма 1926-го года, написанные Набоковым из Берлина
уехавшей на лечение Вере. Читала их и думала, что рядом с той наклейкой надо
было поместить еще одну: «Содержит страшную милоту», извините за современный
жаргон. Вообще тексты Набокова вне времени, а еще именно он придумал смайлик :),
так что почему бы нет. В письмах этого цикла Владимир Владимирович для каждого
письма придумывает жене новое прозвище (орфография авторская): «старичок»,
«обезьянысч», «кош», «мысч, мыс-ш-с-ч-с-ш…», «гусенька», «сабаченька», «тюфка»,
«комочек», «тепленький» и тому подобное, и от этого правда так тепло, словно
читаешь лучшую и самую счастливую в мире любовную историю.
Потом, в других «циклах», страсти становится меньше, но
нежность и тихая светлая любовь остаются – даже в письмах периода единичной и
опустошающей его самого измены Набокова, даже в письмах, где он зол и
оправдывается перед женой. Если он пишет, что «I did not like your letter, it is quite off the point» («мне не понравилось
твое письмо, оно не по делу»), то потом обязательно говорит что-то нежное: «Я
начал письмо до завтрака и сердился. Теперь прошло». И в конце: «But I love you tremendously» («Но люблю тебя
неописуемо»). Это уже из американского периода, но давление со стороны Веры в
письмах, как правило, из-за того, что ей казалось – он занят какой-то ерундой,
а не работой, что он мало старается.
Впрочем, судя по письмам, в которых он подробно описывает
постоянное хождение в гости, к редакторам, налаживание связей, переписывание и
перевод рассказов и романов, пересылку рукописей, старался он очень сильно.
Удивительно читать, как часто ему отказывали журналы и издательства, как много
он делал для публикаций своих вещей. И это Набоков! Советую эту книгу всем
авторам, у которых опускаются руки, – вот, даже Набоков проходил через все эти
отказы, проблемы, безденежье, минуты отчаяния и мрака.
И все-таки в этих письмах проявлен светлый, отпимистично
настроенный человек. Он никогда не сдается. Он благодарен за любую встреченную
доброту. Он верит в себя, в свою Веру и их любовь. Эти письма – одна большая и
потрясающая история, хоть и односторонняя. Писем Веры, к сожалению, не
сохранилось: «Судя по всему, Вера Евсеевна, – пишет Брайан Бойд в предисловии,
– уничтожила все свои письма к Набокову, которые ей удалось разыскать».
Впрочем, читатель опосредованно, глазами ее мужа, узнает и ее характер, силу,
заботу. Чувствуется ее, иногда слишком навязчивая, опека над ним, как над
слишком жизнерадостным, преувеличенно верящим в хорошее человеком. Ей как будто
приходится немного осаживать его, возвращать на землю. Веру Евсеевну можно
понять – судя по письмам, Набоков часто был рассеян и не собран: «Кстати, куда
я положил деньги? А вот они, под диваном». И хотя он немного злится на нее за
это, чувствуется и его благодарность, и нежность, и то, как неразрывно они
связаны.
Письма ценны не только вдохновляющим примером полувекового
счастливого брака. Читать их подряд – все равно, что прочитать роман Набокова в
популярном нынче жанре автофикшн. Отрывками из них можно было бы наполнять
какой-нибудь замечательный телеграм-канал. (Интересно, мог бы вести Набоков
какие-то такие заметки в реальном времени, живи он в эпоху интернета? Мне
кажется, да).
Например, короткая заметка о пребывании на пляже: «Я лежал с
закрытыми глазами и думал, слушая широкий шум, человеческий гам: вот сейчас я
мог бы быть и в десятом веке, – тот же галдеж, плеск, жар солнца, легкое
кряхтенье сосен, ничего нет в окружающем шуме такого, чего не было всегда, с
наипещернейших эпох. Но я ошибался. Совсем рядом раздался какой-то равномерный
посапывающий звук. Не открывая глаз, я старался решить, что это такое. Наконец
посмотрел: оказалось, это ребенок играет велосипедным насосом».
Замечательны (хоть часто злы) его наблюдения за окружающими
людьми. Вот ярлычок, данный кому-то: «улыбка "поговорим обо мне"».
Сколько мы знаем таких людей! Или едкое о каком-то литературном сборище:
«Доклад был "посвящен" философскому разбору стиха "Мысль
изреченная есть ложь", но получилось, что мысль изреченная есть болтовня».
Бесценны и заметки Набокова о своей писательской «кухне», о
том, как он сочиняет, что при этом чувствует (все-таки каким бы он ни был
человеком, любим мы его сейчас, спустя полвека после его смерти, за то
бессмертное, что им даровано нам – его тексты): «По дороге меня прямо пронзила
молния беспредметного вдохновения – страстное желание писать – и писать
по-русски. И нельзя. Не думаю, что кто-либо, не испытавший этого чувства, может
по-настоящему оценить его мучительность, его трагичность. Английский язык в
этом смысле иллюзия и эрзац. Я сам в обычном состоянии, т.е. занятый бабочками,
переводами или академическим писанием, не совсем учитываю всю грусть и горечь
моего положения».
Прекрасно дополняют книгу и помогают снять многие
возникающие вопросы предисловие и послесловие Брайана Бойда, а также довольно
подробные комментарии к каждому письму. В них указано, когда и куда оно
написано, каким образом датировано, а также разъяснены встречающиеся в письмах
имена и непонятные читателю ситуации, дан перевод иностранных слов и фраз,
сокращений и набоковских «словечек».
Еще один важный момент: как пишет Бойд, «почти все свои
письма к жене Набоков написал, не предполагая, что потомки будут заглядывать
ему через плечо». Этим они отличаются от других его текстов нон-фикшн, в том
числе от писем к американскому журналисту Эдмунду Уилсону, и даже от всех вариантов
автобиографии («Убедительное доказательство», «Другие берега», «Память,
говори»), в которых писатель все-таки не мог удержаться от художественной
обработки реальности, от словесной игры. Письма к Вере – это концентрация
настоящего, чистосердечного Набокова, шанс подглядеть за его повседневностью.
Не все это любят, конечно, но здорово, что такая возможность есть.
Статья опубликована на портале «Литерратура»
Комментарии
Отправить комментарий