Беседы о книгах на темных кухнях

Я нашла его в шкафу. У нас был совсем маленький шкаф, где вещи хранились вперемешку: мамины, папины, мои. Все не влезало, поэтому часть вещей лежала в нижних модулях унылой советской стенки (всю среднюю и верхнюю часть занимали книги), а еще часть висела за дверью на крючках – там царила страшная неразбериха, из-за чего можно было случайно найти неожиданные и давно забытые вещи. Но этот белый ажурный свитер я нашла на полках в шкафу. Он был прекрасен: длинный, как платье (до середины бедра), свободный, легкий. Ворот стягивался ленточкой. Он был связан из приятной на ощупь легкой тонкой пряжи, при этом был достаточно теплым – я носила его круглый год, летом – вместо куртки вечерами и когда холодало, а когда было тепло – просто в рюкзаке или обвязав вокруг пояса. Что мне в нем больше всего нравилось – он был совершенно эльфийским. По духу, по виду, по ощущениям: нежный, скромный, очень красивый, но неброский, с интересными, но не вульгарными деталями. Вязка была очень мелкая и изящная,

Предыстория. Читая эту книгу, никак не поделенную ни на главы, ни на отрывки, редко даже на абзацы, думала о том, как это жестоко по отношению к читателю, который все же вынужден прерывать чтение где придется – потому что приехал на свою станцию метро, просто потому что устал или хочется есть, потому что уже ночь и пора спать... Но потом вспомнила, как в детстве зачитывалась обычными книгами, разбитыми на главы. Мама звала меня обедать, а я говорила – «Сейчас, только до главы дочитаю!» – и читала дальше. И не замечала, как проскакивала начало следующей главы. В итоге обед остывал, мама сердилась, а я так и не могла оторваться от книги. Так что упрек по отношению к тексту, написанному единым потоком, пожалуй, несправедлив. Будь он разбит на главы, оторваться было бы не менее сложно, а достигнутое автором чувство единого потока, как жизнь, тоже не имеющая разбивки на главы и этапы, было бы нарушено. Винфрид Георг Зебальд – совершенно новое для меня имя. В таких случаях становится да

«Ведь я, следуя примеру большинства турецких мужчин из моего мира, оказавшихся в подобном положении, вместо того чтобы пытаться понять, о чем мечтает любимая женщина, о чем она думает, сам мечтал о ней». (Из музея Невинности, найдено на просторах интернета) «...я открыл простой рецепт счастья, который должен знать каждый: счастье — это быть рядом с человеком, которого ты любишь. (И вовсе не обязательно обладать им.)» «Своим музеем я хочу научить людей гордиться своей жизнью. Я много ездил, много повидал: пока только европейцы гордятся собой, большая часть мира себя стесняется. А если бы то, что вызывает у нас стыд, было выставлено в музеях, оно бы сразу стало предметом гордости». «Так как с каждого места одновременно видно все вещи и все витрины, то есть всю мою жизнь, посетители музея забудут о Времени. Это самое большое утешение. В удачных, поэтичных музеях, созданных под влиянием душевных сил, мы испытываем утешение не потому, что видим старые, любим

Это третья книга Памука, которую я прочла. Первыми были «Мои странные мысли» и «Снег». Меньше всего мне понравился «Снег» – там много политики, сумбура, жестокости. От этого книга получилась не такая личная и искренняя, наверное  (но это все равно очень хорошая книга) . А вот «Мои странные мысли» и «Музей невинности» чем-то очень похожи. Они стоят на хрупком основании – мелочах повседневности, вещах, кратких мгновениях счастья, странных мыслях, привычках… Из этих эфемерных кирпичиков вырастают человеческие судьбы (судьбы маленьких людей, как сказали бы в школе), вырастает неприукрашенная честная жизнь. Памук пишет очень легко, плетет текст из всего, что попалось под руку и пришло на ум. Эта кажущаяся простота и естественность дают эффект максимального приближения к настоящей жизни. Эти две его книги совершенно лишены искусственности и сконструированности, что обычно чувствуется вообще в любом большом тексте. Все-таки это действительно искусственное образование, созданное одним че